Галерея Rami Meir Art — это вдохновенное пространство сосредоточения картин известного художника и деятеля искусств Рами Меира, а также и других российских еврейских художников, чьи работы привлекают внимание ценителей и любителей искусства. Рами Меир — художник-исследователь, и это важное качество органично вписывает его творчество в модель современного искусства, когда словосочетание «художник исследовал…», становится все более привычным, переставая удивлять самой необычностью звучания. Казалось бы, искусство давно прошло тот период, когда именно сосредоточение иследователя и художника в одном лице подарило миру уникальные шедевры, но сегодня все обстоит иначе. Современный художник не открывает истины науки, а скорее разрушает их своим творчеством, заставляя исследовательское начало усомниться в существовании незыблемых истин, как бы провоцирует сознание, разбирая его и собирая заново в восприятии зрителя.
Мое внимание как музыковеда, работающего над книгой о музыкальном наследии евреев Персии и Кавказа, привлекли две картины, выставленные в галерее. Обе связаны с историей кавказских евреев, некогда запечатлённой на старинной фотографии начала ХХ века. Тема музыки и музыкальных инструментов, будучи не главным элементом изображения, становится крайне важной в условиях скромного материального музыкального наследия горско-еврейского народа, когда любой запечатленный на бумаге или художественном полотне образ музицирующего человека становится ценным приобретением для искусствоведа.
Написанная маслом в 2010 году, картина «Проводы горских евреев в царскую армию» оживила факты почти столетнего исторического прошлого. В цветной палитре запечатлен образ известного на Кавказе музыканта, предположительно Беньямина Бен Давида, который играет на струнном щипковом инструменте — таре в сопровождении нетрадиционных для подобных ансамблевых групп инструментов — балабане и парных литаврах, именуемых гоша нагара (двойной барабан). О том, что это именно балабан, ласкающий слух своим бархатным тембром, а не пронзительная зурна, убедительно говорит отсутствие характерного для зурны раструба.
Поразмыслив над зрительным образом, мы можем реконструировать звучащую мелодию как тихую и печальную в ритмическом сопровождении ударного инструмента. Не воинственный дух зурны, пронизывающей все вокруг высоким тембром, а тихий, ласкающий слух тон балабана успокаивал сердце безутешных матерей, провожавших мужей, детей и родственников в безызвестность. Не бодрый марш, а изящная узорчатая мелодическая линия тара и балабана в мерном воспроизведении ритмических фигур успокаивала душу участников этого события — солдат в их тревожном ожидании будущего и музыкантов в их печальном взоре, опрокинутым в сторону провожающих.
Доктор искусствоведения,
ведущий научный сотрудник Государственного института искусствознания